Английские зарисовки – 003

Когда на подлёте к Лондону самолёт начнёт снижаться, то есть примерно за полчаса до ожидаемой посадки, не сочтите за труд и постарайтесь провести это время, выглядывая в иллюминатор. Особенно, если ваш рейс утренний, и за окошком светло. Сперва вы наверняка поразитесь красоте проплывающих мимо облаков, потом будете долго гадать, что там под вами, уже суша или ещё вода, потом увидите странные белые полоски, словно застывшие в воздухе напряжённым роем и лишь через прицел мощной видеокамеры или фотоаппарата с трудом разберёте, что это на самом деле стоящие прямо в воде современные ветряки, преобразующие ветер в энергию. А может быть, и нет, но, скорее всего, да. Кстати, быть хорошим пассажиром и путешественником одновременно невозможно. Я, например, никогда не слушаюсь правил и при любом заслуживающем внимания моменте включаю оптику. Обычно бортпроводникам до этого дела нет. Зато потом всегда будет, чем полюбоваться. Так что мой вам совет: никогда не теряйте времени, мол, ничего, как-нибудь в следующий раз. Следующего раза может не быть.

Наконец, вы точно уверитесь в том, что под вами суша. Аккуратно разлинованная, плоская, сверкающая зеркальной прожилкой какого-то ручейка. Довольно трудно осознать, что под вами «та самая» Темза. Каюсь, я почему-то всегда раньше думал, что при впадении Темзы в море стоит известный порт Дувр (Dover). На самом деле они не имеют друг к другу никакого отношения, а известным этот порт стал лишь потому, что исторически к нему удобнее и быстрее всего было подплывать через пролив Па-де-Кале, поскольку до мыса Грис-Нё (что на французской территории) здесь всего 34 км.

Откуда на самом деле вы подлетаете к Лондону, знает наверняка разве что командир вашего самолёта. Думаю, многое зависит от того, какой компанией вы летите и где ей дали надлежащий коридор. Потому что впереди аэропорт Хитроу, а это вообще отдельная песня.

Но сначала вы ни о чём таком не думаете, а просто наслаждаетесь открывающимся под крылом видом. Облака расступаются, показывая воду, воду сменяет суша, облака при этом никуда не исчезают, а сопутствуют вам всю дорогу и уходят куда-то вверх лишь перед самой посадкой. Пока же вы внезапно обнаруживаете, что видите дома. Причём не просто дома, а снова – «те самые» дома. Если вы удосужились перед поездкой почитать соответствующие книги, посмотреть фильмы, полазить по карте (особенно приятно это сегодня делать в компьютере с трехмерными спутниковыми картами), одним словом, подготовились (а это непременное условие успешного и не праздного путешествия), то, находясь на борту снижающегося самолёта оказываетесь как будто в датском «Леголенде», где всё узнаваемо, всё рядом, всё миниатюрно и удивительно.

Вот из горстки небоскрёбов высунулось гордое веретено стеклянного «Огурца» (он же «Корнишон», он же «Башня Мэри-Экс», он же «Здание Свисс Рэ»), которого в мои первые прилёты сюда не было и в помине и которое сегодня является чуть ли не символом современного Лондона.

А вон незаметно кружит над Темзой «Лондонский глаз» - огромное белое колесо обозрения возле самого берега, после сооружения которого в канун нового тысячелетия все уважающие себя английские города почли своим долгом возводить и у себя нечто подобное.

Чуть дальше за изгибом реки – ажурная скрепка Тауэрского моста, открытого немногим более ста лет назад и, на мой взгляд, являющаяся настоящей визитной карточкой английской столицы.

Непосредственно рядом с ней – крепость, давшая мосту своё незатейливое имя: лондонский Тауэр, то есть «башня». Эдакий местный кремль, воздвигнутый уже упомянутым выше французским завоевателем Вильгельмом. Собственно, основных башен в нем две: Кровавая и Белая, последняя из которых, насколько мне известно, считается самым древним из сохранившихся зданий в Лондоне.

Что там бликует на солнце? Ба, это же белёсая тюбетейка собора св. Павла! Пятого по счёту собора на этом месте. Хотя четвёртый, 150-метровой высоты, можно было запросто восстановить после Великого пожара, власти решили распилить бюджет 1675 года на пару с архитектором Кристофером Реном и построить новый, вероятно, наименее затратный, поскольку два первых проекта, под которые, наверное, и брались деньги, были отклонены.

И конечно, с высоты птичьего полёта вы всегда узнаете наиболее примечательное строение на Темзе – желтые палаты Парламента с изящной башней Биг-Бен, названной так то ли в честь самого большого из шести тамошних колоколов (13,7 тонны), то ли в честь Бенджамина Каунта, популярного в 50-е года XVIII века боксёра-тяжеловеса. Как бы то ни было, с сентября 2012 года Биг-Бен официально переименован в «башню Елизаветы» в честь 60-летнего правления сей живучей дамы.

Об этих и многих других достопримечательностях мы ещё вволю поговорим, а пока имеет смысл пристегнуть ремни и приготовиться к посадке.

Совсем скоро невдалеке от паука площади перед Букингемским дворцом начинает выстилаться вечнозелёная вереница парков: Сент-Джеймс парк, Грин-парк, Гайд-парк, Кенсингтон-гарденс. Где-то там, между двумя последними, на уровне змеиного хвоста пруда Серпентайн нас поджидает наша гостиница – “London Elizabeth”.

Самолёт снижается ещё и ещё, и ты начинаешь в большом количестве замечать то, чего потом почти невозможно отыскать с земли: футбольные стадионы. В Барселоне стадион заброшен на гору и про него все знают. В Мадриде он притулился возле одной из самых оживлённых автострад. В Рио-де-Жанейро новый двухсоттысячный «Маракана» заброшен подальше от пляжей, но всё равно его хочется и можется найти. А вот лондонские стадионы приятно удивили меня именно в этот раз, потому что я их наконец-то узрел.

Между прочим, я считаю, что с самолётом (или экипажем, или маршрутом, или погодой) нам повезло, потому что из всех предыдущих раз, что я садился в «Хитроу» или «Гэтвике» (втором по величине лондонском аэропорте), лишь однажды мне посчастливи­лось так же содержательно провести последние минуты полёта. Было это на борту британских авиалиний, стояла ночь, и командир решил откровенно «поприкалы­ваться». Он стал заваливать машину то на одно крыло, то на другое, делая плавные петли прямо над городом, чтобы насладиться зрелищем игрушечной иллюминации в настоящем 3D исполнении могли пассажиры обеих сторон. При этом он шутил, рассказывал о том, что мы должны под собой видеть в данный момент и был явно доволен собой и нашей искренне восторженной реакцией.

О чём нужно помнить, когда стюардесса объявляет что, мол, мы приступили к снижению и через столько-то минут совершим посадку в аэропорту такого-то города? Правильно: о том, что эти несколько минут легко могут превратиться в полчаса, час, а то и больше. И дело подчас вовсе не в нелётной погоде, как частенько бывает в Москве, когда, покружив над «Шереметьево», вы в конце концов оказываетесь садящимся в питерском «Пулково», и не в шасси, которое отказывается выходить, и его вытрясают за счет резких падений самолёта в пике, сменяющихся взмываниями и так до бесконечности (что я имел счастье пережить на подлёте к Екатеринбургу, причём в салоне сидел окруженный охраной один не слишком популярный и потный от волнения политик, так что было сомнение, а не подстроен ли весь этот аттракцион специально для того, чтобы избавиться от него ценой наших пассажирских жизней).

Когда приближаешься к «Хитроу», нужно помнить, что с земли вся эта картина выглядит следующим образом: первый самолет скатывается с посадочной полосы и рулит к «шлангу», второй уже касается бетона своими круглыми лапками, третий выполняет последний вираж и следует за ним по пятам, четвёртый готовится выполнить этот манёвр через несколько секунд, пятый уже выпустил шасси, шестой – на финишной прямой, а седьмой гордо выныривает следом за ним из-за туч. Я понятно выразился? В любой момент времени вы сразу (!) видите от пяти до семи самолётов в постоянном движении. Когда второй сменит первый, из-за туч вынырнет восьмой. Когда восьмой станет первым, на его нынешнем месте будет пятнадцатый или шестнадцатый. И так постоянно, 24 часа в сутки, 7 дней в неделю. Я не был в Атланте. Пекинский аэропорт помню главным образом изнутри. «Хитроу» стоит за ними на третьем месте в мире по пассажиропотоку – почти 70 миллионов человек в год. А вот по числу пассажиров международных он на законном первом месте. На всякий случай сравните, сколько китайцев живёт в Китае, с 62 миллионами жителей Великобритании. Почувствовали разницу?

Похоже, удача сопутствовала нам всю дорогу, потому что наш самолётец лихо встрял в общий поток и скоро под отвратительное хлопанье в ладоши мягко закачался по гостеприимной полосе.

Привыкнуть к «Хитроу» невозможно. Аэропорт и в самом деле оправдывает своё название, которое мне всегда хотелось прочитать как «хитрый» (тогда как буквально его можно перевести «вересковый ряд» - “heath row”). Не так давно он состоял из четырёх терминалов. В марте 2008 года был добавлен пятый. Сейчас идёт перестройка 2-го, который раньше назвался «Восточным».

Если вы летите из Москвы «Аэрофлотом» (крайне не рекомендую), вас посадят, скорее всего, на 4-м. Если британскими авиалиниями, то на 5-м. Если «Трансаэро» из Домодедово, то обычно на 1-м. Поэтому для меня каждый прилёт сюда или вылет отсюда оказывается непохожим на предыдущий. Иной раз ты попадаешь в большой зал, сплошь перегороженный лабиринтом турникетов. Иногда ты спускаешься куда-то в маленький отстойник и стоишь на крутой лестнице, обозревая толпу внизу и выискивая знакомые лица (времяпровождение того стоит, потому что увидеть здесь можно кого угодно, вплоть до мировых знаменитостей). Как-то раз я прибыл сюда с коллегами из легального тогда игорного бизнеса, так паспортисты вежливо предложили нам посидеть в удобных креслах и мурыжили наши документы почти час, вероятно, считая, что мы – крупные представители «русской» мафии. Уж чего, спрашивается, им по этому поводу переживать, если представители этой самой мафии чуть не каждый день получают у них политическое убежище, а в плане самого аэропорта, посмотрев на него через Интернет сверху, можно безошибочно узнать очертания гексаграммы, то есть шестиугольника, то есть вылитый «Меген Давид», то есть «щит» - он же «звезда» Давида. Потому что в 1950-е годы «Хитроу» с высоты птичьего полёта так и выглядел. Вообще же его историческое начало уходит в 1929 год, когда здесь располагалось маленькое лётное поле, называвшееся «Великим Западным Аэродромом» (GreatWest Aerodrome). После войны его стали называть «Лондонским аэропортом», а потом переименовали в честь местного хутора.

На сей раз мы долго брели возбуждённым гуськом по узкому коридору, поравнялись с очередью разноцветных во всех отношениях туристов, гордо проследовали мимо, полагая, что нас ждут где-то в другом месте, были остановлены резким окликом темнокожей англичанки и узнали, что эта очередь – и наша тоже. Очередей такой длины я не помнил с советских времён. Поэтому достал камеру и решил это безропотное унижение запечатлеть. А заодно большущий предупреждающий знак «Пандус!» (caution ramp), потому что в одном месте коридора, действительно, на полу виднелся крохотный выступ. Тут в бой со мной вступила истая арийка, которая строго-настрого запретила мне даже думать о том, чтобы что-нибудь здесь снимать, хоть на камеру, хоть на телефон. Обычная реакция тех, кто не привык, чтобы их фронт работ снимали, потому что снимать, собственно, нечего.

Очередь шла не то чтобы прытко, но двигалась довольно постоянно, без задержек, так что минут через двадцать-тридцать мы подошли к очередному потомку Шивы, он ударил по нашим паспортам печатью и сверкнул снежными белками глаз, которые не увидели оснований «не пущать».

Из «Хитроу» попасть в Лондон можно разными путями. Раньше меня чаще всего встречали вежливые водители, присланные здешними коллегами или друзья на автомобилях. Поэтому, оказавшись перед выбором в этот раз, я несколько растерялся. Можно было взять дорогое такси (фунтов 65, т.е. 3 с лишним тысячи рублей), можно было найти подходящий автобус, можно было сесть на поезд электрички или метро (но с двумя даже небольшими чемоданами, согласитесь, это не слишком удобно). Поэтому я действовал интуитивно и выбрал ту самую опцию, с которой и начал это повествование: поезд-экспресс, который отходит с определённой платформы каждые 15 минут и находится в пути ровно столько же (для сравнения, метро идёт, пожалуй минут 40, если не больше). Особенно подкупило меня в рекламе этой услуги название конечной (и единственной на маршруте) станции – вокзал Пэддингтон, куда нам, собственно, и было нужно.

Прежде чем попасть на нужный ярус аэропорта, откуда, судя по указателям, отходил экспресс, мы дважды проехались на вместительном лифте, отказывавшемся слушаться команд кнопок и предпочитавшем подбирать одних и тех же пассажиров с разных этажей, в результате чего мы все быстро перезнакомились. Следом за хохочущей от этой чехарды мамашей с коляской мы вышли где-то внизу и обнаружили, что чутьё и здесь нас не подвело: перед нами была характерная невзрачная платформа с уходящими в стену трубами туннелей. На платформе, как обычно, людей было мало (для меня всегда было и остается загадкой, куда здесь деваются означенные 70 миллионов пассажиров, но когда я её разгадаю, думаю, наступит настоящий конец света, поэтому я не тороплюсь), зато я обнаружил автоматы, продававшие билеты во все стороны, на все зоны и для всех видов железнодорожного транспорта.

Любить пользоваться автоматами я перестал тогда, когда у нас в Москве закрылась выдача пятачков на метро. Общение с людьми – вот что стало нравиться мне больше. Как покажет дальнейшее, я был прав в своих привязанностях, а тогда мне даже не захотелось читать сумасшедшие подписи под всеми этими кнопочками и прорезями.

- Пойдём так, - сказал я притихшей жене и повёл её по гораздо более понятным указателям, обещавшим скорую встречу с экспрессом.

Алина вообще человек специфический и при всей своей красоте и весёлости, в новых местах зажимается, куксится, и только спустя довольно долгое время ты узнаешь, как же на самом деле ей всё там понравилось. Поэтому в тот момент я предпочитал на неё даже не смотреть, а тянул за собой свой чемодан на колёсиках и думал о том, что, как и всюду в мире, в Лондоне можно жить на широкую ногу, чувствовать себя туристом, платить за всё большие деньги и считать столицу Англии дорогой «как Москва», а можно смешаться с местными аборигенами и следовать правилу «когда в Риме – поступай как римлянин».

Если вы приехали сюда на день-два, мой вам совет: подождите 9:30 утра (по будним дням или в любое время в выходные) и купите «проездной билет одного дня» (one day travelcard), который позволит вам круглые сутки пользоваться и автобусами, и метро, и трамваями, и электричками. Разумеется, в черте Лондона и в рамках тех зон, которые вы решили освоить. Всего этих зон в городе шесть. Если вам достаточно центра, то покупайте проездной за зоны 1 и 2. Не буду вводить вас в заблуждение относительно цен, которые могут измениться, когда вы соберётесь последовать моему совету, но на текущий момент, чтобы вы просто почувствовали разницу, скажу, что проездной на день и две зоны стоит 7 фунтов (350 рублей за бесконечное количество пересадок на всех вышеуказанных видах транспорта), тогда как одна поездка на автобусе вам обойдется минимум в 2,20, а в метро – в 4 фунта.

Не спутайте “one day travelcard” с тем, что называется “London Pass” или “London Travelcard”. Последнее вам обойдётся в 54 фунта, правда, будет включать посещение всяческих достопримечательностей. Которые, во-первых, вы за один день не обойдёте, а во-вторых, того, на мой взгляд, не стоят, поскольку всё наиболее интересное в Лондоне (вроде Национальной и Портретной галерей, галереи Тейта, собрания Уоллеса и всяческих музеев) бесплатно. Это вам не Париж.

Что касается нас, то мы собирались провести в Лондоне всего две ночи, то есть по сути полтора дня, а за это время гораздо интереснее совмещать полезное с приятным и обходить достопримечательности пешком.

Нужную платформу я нашёл с такой лёгкостью, будто всю жизнь на ней бомжевал, экспресс подошел к ней через две минуты, мы смело сели без билетов на свободные места, коих было много (увы, скоро выяснилось, что задом наперёд относительно движения, но пересаживаться уже не хотелось), и дальше состоялся короткий диалог с кондукторшей, закончившийся облегчением моего кошелька на 48 фунтов и ощущением, что отделались мы хоть и дороговато, но по-человечески.

В отличие от иллюминатора самолёта в большие и чистые окна поезда смотреть хотелось постольку поскольку. Ни на какие обзорные выси экспресс не взлетал, а исправно делал своё дело: катил по какой-то промзоне, катил, действительно, быстро и ровно через четверть часа дал понять открывшимися дверями, что дальше не пойдёт.

Мы вышли на перрон и оказались в Лондоне.