Частный репетитор по английскому языку
Попрощавшись с Тэмпл-баром до самого Дублина (потерпите и вы), мы ступили на мокрый асфальт Стрэнда. Поскольку мой первый иностранный язык датский, я всегда точно знал, что “strand” – это «пляж». Как выяснилось, и на английской почве я был недалёк от истины: раньше, когда не было такого количества домов, эта улица и в самом деле тянулась вдоль Темзы. Более того, оказывается, в XIII веке здесь проживало большое количество именно датчан.
Изначально Стрэнд был улицей дворцов (как если бы Стрельна стала частью Питера). Со временем дворцы ветшали, перестраивались и сносились. Так, например, дворец Савой, считавшийся самым роскошным особняком Англии XIV века, был значительно попорчен крестьянскими восстаниями и стал сперва больницей для бедняков, а потом его и вовсе снесли. Теперь на его месте гостиница «Савой». Открытая в 1889 году она стала первой в Англии гостиницей с электрическим освещением, лифтами, ванными внутри номеров и постоянной холодной и горячей водой.
Как оно частенько бывает, когда дворцы срыли, а их обитатели перебрались к западным границам Лондона, в Вест-энд, район Стрэнда поплохел, но не зачах окончательно и даже повеселел. Здесь открылись всевозможные кофейни, дешёвые таверны и появились недорогие женщины – как во плоти, так и на сценах разных более или менее приличных шоу.
В XIX веке на Темзе началось строительство набережной, точнее, насыпи или дамбы (Victoria Embankment). Река в этом месте сузилась метров на 50, зато домов теперь было больше, и селиться в них стало даже престижно. Среди новой публики начали мелькать лица уважаемых литераторов – от Диккенса до Теккерея.
Сегодня Стрэнд известен также своими магазинами. Мне это заявление популярных путеводителей не слишком понятно, поскольку магазины в Лондоне, особенно в центре, практически на каждом шагу. Хотя здесь есть одна вывеска, которую я бы вам показал с присказкой, поскольку она мне интересна как человеку, в прошлой жизни с дуру возглавлявшему отделы маркетинга. Я имею в виду вывеску “Twinings” на магазине, торгующем здесь чаем с 1706 года. Магазин является самым старым налогоплательщиком в Лондоне, а название – самым старым и никогда не менявшимся логотипом. В мире.
Уличный указатель манил. Он обещал, что если мы в этом месте свернём направо, то окажемся с уютном райончике Ковент-Гарден. Раньше я частенько захаживал туда, потому что заприметил там обменник с самым выгодным в Лондоне курсом для замены зелёных долларов на разноцветные фунты. Теперь, когда фунты можно без труда купить и у нас, а спрос на доллары упал, я потерял к нему интерес. Забегая вперёд, скажу, что теперь его там больше нет. Может быть, переехал.
Для кого-то Ковент-Гарден ассоциируется с уличными актёрами, для кого-то – с блошиным рынком, для кого-то – с оперным театром, для кого-то – с маленькими кафе, пабами и магазинчиками. И все эти ассоциации верны. И потому сюда обязательно стоит зайти каждому, пусть даже мимоходом, как это сделали мы.
Ключом к пониманию истории этого места стоит улочка, сохранившая с давних времен свое говорящее название – Лонг Акр или Длинный Акр. До середины XVI века монастыри владели здесь садами и огородами. Генрих VIII, как я уже упоминал выше, разобрался с монастырями по-свойски и отобрал эти земли для более светских нужд. Его сын, Эдвард VI передал сады в ведение семейства Расселл, которые стали усердно окапываться и застраиваться. Не забывайте, что в то благословенное время это по-прежнему были городские окраины.
Поначалу здесь стали, как водится, селиться состоятельные вельможи, но потом, с появлением рынка, аристократия решила не искушать судьбу и убралась восвояси, а на её место пришли владельцы кофеен, таверн и проститутки. В XVIII это был уже известный район «красных фонарей». Был даже издан «Перечень дам Ковент-Гардена», своеобразный «справочник для джентльменов». Стоит сказать, что некоторые имена вроде Бесшабашной Бетти (Betty Careless) или Джейн Дуглас (Jane Douglas) вы до сих пор можете обнаружить с подробными описаниями их «подвигов», например, в той же «Википедии».
По мере того, как торговля овощами и телом в Ковент-Гардене процветала, разрастался и Лондон. Внезапно выяснилось, что подвозить продукты по застроенным улочкам сложно и невыгодно. На дворе был XX век. Надо было что-то делать. Почувствовав неладное, жители состарившегося района взмолились, чтобы их дома в один прекрасный день не посносили. Поскольку Ковент-Гарден всё-таки не Арбат, жителей пожалели, и кончилось всё тем, что убрали сам рынок. Над центральным зданием площади, выполнявшем ранее его функции, поколдовали и в 1980 году открыли после реконструкции как обычный торговый центр с той лишь разницей, что сохранили итальянское очарование его исторической галереи. Кстати, сама площадь называется тоже по-итальянски – Пьяцца.
Чтобы картинка Ковент-Гардена сложилась у вас окончательно, напомню, что именно здесь начинается история знаменитой цветочницы Элайзы Дулиттл, героини пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион», более известной как мюзикл «Моя прекрасная леди».
Когда я стал фотографировать на одном из прилавков симпатичные маленькие машинки, стоявший рядом негр замахал руками и оттеснил меня, заявив, что снимать его добро ни в коем случае нельзя. Помнится, раньше атмосфера тут была поприветливей. Мы сделали круг по рынку, заглянули в битком набитые или, наоборот, пустые кафешки и решили выбираться отсюда.
Увидев невдалеке станцию метро «Лестер-сквер», я как всегда подумал о нечитабельности английского языка. Сейчас, когда я его преподаю в свободное время в качестве частного репетитора, то сразу объясняю ученикам, что мы имеем дело с «английской китайщиной». Почему так грубо? Не люблю вводить людей в заблуждение. Что делают китайцы, когда им нужно прочитать надписи, записанные иероглифами? Они их разве читают? Нет. Они их узнают! То же самое и с английским языком. Иначе почему слова “put” и “cup” мы должны читать «пут» и «кап», и не одинаково – пут-куп или пат-кап? Или почему “give” – это «гив», а “five” – это «файв»? Потому что английские слова в большинстве своем нами тоже не читаются, а узнаются. При чём тут «Лестер-сквер», спросите вы? При том, что если вы вздумаете прочитать оригинальное “Leicester” – вас просто не поймут.
Задумавшись, я отвлёкся от слежения за дорогой, и когда Алина сказала «Давай зайдём сюда», указывая на симпатичный итальянский ресторанчик, даже не заметил, на какой это произошло улице. Я был уверен лишь в том, что до моей любимой Черинг-Кросс-роуд мы ещё не дошли.
Оказавшись сидящими у большого окна, мимо которого пробегала, проезжала или чинно шествовала жизнь вечереющего Лондона, мы принялись за неспешный обед. Алина заказала себе нечто рыбное, ну, а я по привычке – безобидную лазанью. Нам просто хотелось есть, а всякие изыски местной кухни мы намеревались дегустировать позже, непосредственно в поездке.
Для утоления жажды я для нас обоих избрал ещё более безобидный, чем моя лазанья, ирландский сидр. Пить пиво за каждым обедом утомительно и скучно. Эль я пробовал в Англии и, кажется, в Бельгии или Голландии, но его вкус сразу же показался мне «недоделанным» - ни пиво, ни вода, так, нечто среднее. Зато однажды во Франкфурте я послушался своего местного другана Дэниса, и мы опорожнили на двоих несколько литровых бокалищ яблочного сидра, после чего я проникся к этому блаженному напитку искренней симпатией. Больше него я люблю разве что ледяное и ещё не забродившее белое вино, которым меня однажды угостили на французской винодельческой ферме под Кейптауном. Никакого алкоголя, сплошное торжество нежного ягодного вкуса и спасительная прохлада живительной влаги!
Час, отведённый на обед, приблизил наступление вечера, так что когда мы вышли на Черинг-Кросс-роуд, витрины магазинов уже включили свою обольстительную иллюминацию.
Название улицы (и обступившего её района) произошло от двух слов. В старо-английском “cierring” означал «изгиб», и относился к близлежащему изгибу Темзы. А «крест» (cross) здесь появился ещё в XIII веке, когда Эдвард I увековечил память своей покойной жены Элеоноры деревянным крестом, долгое время стоявшем на том самом месте, где сейчас перед вокзалом «Черинг-Кросс» стоит его каменный преемник. Мне же самому больше нравится производить название этой улочки от английского слова “cherry” – вишня, она же черешня. Хоть этимология и ложная, зато вкусная и приятная.
Однако приятнее всего на Черинг-Кросс-роуд то, что до недавнего времени эта улица была Меккой для любителей чтения. Почти во всех домах нижние этажи были заняты книжными лавками. Англичане всё-таки не американцы (и не русские эпохи ЕГЭ), а потому всегда много и охотно читали. Здесь всегда можно было порыться как в книжном антиквариате, так и в специализированных собраниях, часть которых уходила глубоко в подвалы, тогда как другая занимала целые здания.
Взять, к примеру, самый известный из магазинов – «Фойлс» (Foyles). В свое время он вошел в «Книгу рекордов Гиннеса» сразу по двум номинациям: самая большая протяжённость книжных полок (50 километров) и самый большой ассортимент. Ходили упорные слухи, будто здесь при желании можно найти любую изданную на английском языке книгу. Другое дело, что найти её физически не представлялось возможным. Новые названия стояли вперемешку с подержанными, никакой системы учёта, посетители переставляли книги с места на место, а немногочисленный персонал не успевал возвращать их обратно. Одним словом, я там провёл немало времени, наслаждаясь путешествием по корешкам и обложкам, но так никогда ничего и не купил. Сейчас, когда бывшей владелицы – Кристины Фойлс – уже нет в живых, магазин, говорят, заметно модернизируется. Не знаю, мы в тот вечер до него не дошли.
А дошли мы лишь до площади Кембриджского Цирка (Cambridge Circus), на которой с конца XIX века стоит театр «Палас». Сколько бы я раньше ни приезжал в Лондон, на броском фронтоне театра всегда рекламировался один и тот же мюзикл – Les Meserables («Отверженные») по роману не подозревавшего ни о чём подобном писателя Виктора Гюго. В общей сложности он продержался на сцене «Паласа», можете себе представить, целых 19 лет! До него тут 8 лет шёл мюзикл «Иисус Христос – суперзвезда». Кстати, сегодня, насколько мне известно, театр принадлежит знаменитому Эндрю Ллойду Уэбберу. А на фронтоне теперь огоньки сливаются в надпись “Singing in the Rain” («Поющие под дождем»).
Мне вообще Черинг-Кросс-роуд показалась в тот вечер какой-то наиграно весёлой и покинутой. Не людьми, а той атмосферой, которая царила здесь раньше. За всё время, что мы шли по ней, мне удалось показать Алине лишь одну витрину книжного магазина, уже закрытого. Остальные витрины зазывали главным образом перекусить. Обычно в таких случаях говорят: «А что вы хотели? Жизнь не стоит на месте. Всё развивается». Развиваться то развивается, только сдаётся мне, что дегенерация – это тоже развитие…
