О чём вы думаете, когда слышите слово «Уэльс»? Возможно, ни о чём. Возможно, вам на память приходит фамилия автора «Войны миров» и «Человека-невидимки» - Герберта Уэллса[1]. Если вы относитесь к редкому для нас клану любителей регби, то из тех нескольких сборных, которые играют на мировом уровне, наверняка знаете валлийскую сборную. Если же вам ближе футбол, вы не можете не знать самого титулованного футболиста в истории Британии, полузащитника манчестерского «Юнайтеда» Райана Гиггза. Любите смотреть голливудские фильмы? Хищный прищур больше похожей на индианку валлийки Кэтрин Зеты Джонс вам тоже не может не быть знаком.
Конечно, для среднего обывателя вряд ли имеет какое-то значение, откуда родом тот или иной известный уроженец Британских островов. Мы всех их называем англичанами. Как и нас, уроженцев былого СССР, говорящих на русском языке, повсюду на Западе и Востоке кличут русскими, чем часто задевают самолюбие и того, кого так называют, и тех, кто это слышит и морщится, поскольку для нас, действительно русских, это в лучшем случае «россиянин». Вопрос на самом деле весьма тонкий и у нас в последнее время запуганный и заруганный. Однако же если вы будете разговаривать с незнакомым вам человеком по-английски и назовёте его «англичанином», имейте в виду: ваш собеседник не преминет поправить вас и сказать, что на самом деле он валлиец (или шотландец, или ирландец).
Кстати, почему жителей Уэльса мы должны называть валлийцами, а не, скажем, «уэльсцами», что было бы по сути вернее? Думаю, что в силу традиции и относительной редкости употребления этого названия вообще. В былые времена даже саму страну было принято именовать в нашей литературе Валлис. Сами валлийцы, имеющие свой собственный валлийский язык, считают, что живут в Кемри (CymruилиCymry). Континентальные соседи-французы не знают Уэльса, а знают Страну Галлов (Pays de Galles).
Причина подобной неразберихи довольно банальна: по сути, Уэльс никогда не был суверенным государством. Даже столица у него появилась лишь в… 1955 году, да и то с соизволения британской королевы, сын которой, не забудьте, считается Принцем не каким-нибудь, а именно Уэльским. До 1997 года Уэльс жил строго по законам, принимаемым парламентом Великобритании. Сейчас у него есть собственная Национальная ассамблея, которая имеет полномочия (относительно широкие) вносить в эти законы местные поправки.
Хотя велик соблазн увидеть в валлийцах наших далёких славянских братьев (я имею в виду бога Велеса, или Волеса, и его сынов), этимологически считается, что слова Wales (Уэльс) и Welsh (уэльский) восходят к германскому корню Walh (во множественном числе Walha), который означал «чужеземец», а в контексте того времени - «римлянизированный». Сегодня ту же основу мы можем встретить в названиях Валлония (франкоязычная часть Бельгии) или Валахия (область на юге Румынии). Как вы понимаете, для тогдашних англосаксов «римлянизированными» могли показаться отнюдь не только обитатели нынешнего Уэльса, а потому считается, что изначально валлийцами называли всех кельтских бриттов.
В пику этому сами валлийцы называют свою страну Кемри от общебриттского слова “combrogi” – то есть «земляк». Они стали так делать, чтобы сблизиться с народами «Старого Севера», то бишь северными англичанами и южными шотландцами. Отсюда же пошло и латинское название Уэльса – Камбрия (Cambria), сегодня широко используемое в названиях местных газет, железных дорог и авиалиний. Правда, такой его средневековый популяризатор, как Гальфрид (Джеффри) Монмутский, написавший на латыни «Историю королей Британии», уводил эту этимологию к мифическому королю Камберу, сыну Брута, только не того, который стоял за убийством Цезаря, а потомку троянского Энея.
Как мы уже говорили, после ухода римлян в V веке нашей эры, нынешняя территорию Уэльса стали занимать сразу несколько княжеств. Чтобы не превращать свою жизнь в постоянную распрю, князья договорились считать самого могущественного Королём Бриттов. Они совместно вели войны за независимость от Англии, однако противостояние англосаксам, а впоследствии – воинственным норманнам, значительно их ослабило. Последним независимым правителем Уэльса считается Лливелин ап Грифид (Llywelyn ap Gruffydd), погибший при так до конца и не выясненных обстоятельствах в 1282 году. Рассказывают, что тогдашний король Эдвард I решил договориться с местными князьями и мирным путём добиться от них признания вассальской зависимости от Англии. Князья посовещались и выдвинули требование: они признают своим правителем только того, кто был рождён в Уэльсе и не знать английского языка. Эдвард подозрительно легко поклялся. Когда же договор был скреплён подписями, он вынес к присутствующим своего сына, родившегося буквально накануне в соседнем замке Карнавон.
- Вот вам принц Уэльский, - торжественно возвестил Эдвард, - уроженец вашей страны, не знающий ни слова на английском!
Примечательно, что в те времена английская аристократия тоже не говорила по-английски, поскольку была почти полностью норманнской и предпочитала старофранцузский. Легенде, кстати, верить не особо стоит – она появилась где-то в XVI веке.
С тех пор титул принца Уэльского стал необъемлемой частью престолонаследия в Великобритании. Его получают не автоматически, по праву рождения или старшинства. Правящий монарх сам должен провести инвеституру, то есть возложить на голову будущего принца своеобразный венец. Причём единственной женщиной в истории, ставшей Принцессой Уэльской, была будущая королева Мария I, (больше известная обывателям по коктейлю «Кровавая Мэри»). Вообще же «принцессой Уэльской» нынче принято величать лишь жену Принца. С 1911 года, по инициативе тогдашнего премьер-министра Великобритании и по совместительству валлийца, Дэвида Ллойд Джорджа, инвеститура проводится в том самом замке Карнавон, где родился Эдвард II.
На протяжении всех своей многострадальной истории валлийцы, в отличие от нас, нынешних русских (которых, судя по последним изысканиям учёных, вообще не существует как национальности), стремились и стремятся к сохранению именно национальных ценностей, национального самосознания и национального языка.
Кстати, о языке. По сути, существуют два валлийских языка: один – местный диалект английского, второй – собственно валлийский, называемый «кемраиг» или «э гемраиг». Он относится к бриттской группе кельтских языков. На слух, мягко говоря, странен и похож на картавое шипение некоторых народов, населяющих произведения Толкиена. Из 3 миллионов населения Уэльса на нём говорит меньше миллиона, однако его можно услышать, если двинуться по пятам жюль-верновских детей капитана Гранта в аргентинскую Патагонию. Встретить людей, хорошо понимающих валлийский, можно даже в Лондоне, однако говорят на нём по большей части те, кто живёт в деревнях Уэльса. В таких крупных валлийских городах, как тот же Кардифф, он почти не используется. По закону все указатели пишутся на двух языках – английском и валлийском. Включая названия городов и местечек, которые между собой разнятся, иногда очень кардинально. Например, столица Уэльса по-английски пишется Cardiff, а по-валлийски – Caerdydd. Валлийские школьники обязаны изучать свой родной язык до 16 лет. Больше четверти из них ходят в школы, где преподавание ведется преимущественно на валлийском. Для вторых он оказывается вторым, после английского.
Полагаю, что для начала общих сведений об Уэльсе вполне достаточно. Давайте лучше посмотрим в окно и сообразим, где мы оказались.
Если вы после обеда в Солсбери не заснули, то наверняка слышали, как Вари объявила, что слева по курсу мы только что миновали Бристоль. Бристоль – это порт, который я помню ещё с дошкольного возраста, когда мне читали «Остров Сокровищ», поскольку плавание героев началось именно оттуда. На самом деле с автострады вы никакого порта не увидите – только скучные промышленные строения с подозрительными трубами.
Потом за окном возникнет широченное болото: сплошные наносы бурого песка с илом. Болото уходит до самого горизонта, до моря, и называется устьем самой длинной в Великобритании реки – Северна, которая, собственно и отделяет Англию от Уэльса.
Как бы ни удивило вас зрелище грязного мелководья самой большой реки, ваше внимание сразу же переключается на вырастающую впереди ажурную белую конструкцию моста. Этот мост, кстати, называется не мостом, а Вторым Пересечением Северна (Second Severn Crossing). Именно он с 1996 года соединяет берега Англии и Уэльса. Выше по течению есть, как вы понимаете, ещё и Старое Пересечение, тоже мост, но он значительно меньше и в своё время перестал справляться с потоком транспорта.
Чтобы проехать по более чем 5 километрам нового моста, нужно заплатить таксу. Проезд такой же, как при пересечении границы или выезд на платную автостраду – через ряд ворот с будочками для отъёмщиков денег. Если вы за рулём легковушки, приготовьте 6 фунтов. Нашей же Кёрсти пришлось отдать 18. Если вы на мотоцикле, проезд для вас будет бесплатным. Но если вы на велосипеде или пешком – вас не пустят ни за какие деньги.
С моста Северн уже смотрится настоящей рекой. Её мелководье так же обманчиво, как и простота английского языка: во время приливов в устье, над которым мы сейчас проезжали, вода может подниматься на 18 метров. В длину же Северн имеет 354 километра. Считается что его название происходит от кельтского слова “sabrinna”, значение которого непонятно. Народная этимология видит в нем имя некой нимфы Сабрины, которая якобы здесь когда-то утонула. По-валлийски Северн называется Hafren.
Старым и Втором пересечениями мосты через Северн не ограничиваются. Река эта также примечательна тем, что она стала первой в мире, через которую в 1779 году, в пору промышленной революции, был перекинут железный мост.
Когда вы оказываетесь на территории Уэльса, поначалу вы не замечаете каких-либо разительных перемен. Позднее, когда я пересматривал сделанные через лобовое стекло кадры фильма, мне бросилось в глаза, что здесь гораздо больше деревьев, за которыми не видно полей. Возможно, связано это с тем, что почвы Уэльса далеко не такие плодородные, как в Англии и потому здесь поля не возделывают и не засевают, а в лучшем случае отдают под корм скотине – валлийцы предпочитают животноводство.
Мы постояли на железнодорожном переезде, пропустили две быстроходные электрички и нырнули дальше, в зелёные извилины узких асфальтовых дорожек. Движение хоть и было двусторонним, встречные машины предпочитали останавливаться и жаться в сторону, уступая нашему гордому автобусу дорогу.
Вари предупредила, что сначала нас ждёт праздничный ужин по случаю нашего знакомства, а уже потом мы поедем располагаться в кардиффскую гостиницу. Погода стояла по-прежнему ясная и приветливая, есть после Солсбери ещё не хотелось, но куда все - туда и мы.
Харчевня в тот вечер называлась «Плимут Армс» и располагалась в белом старинном домике. Одна из табличек при входе сообщала, что здесь разливают cask beer, то есть бочковое пиво (хотя обычно в Англии оно называется draught, иначе говоря, «разливное»). Вторая – о том, что она относится к разряду Vintage Inns (классических постоялых дворов). Для тех, кто решится двинуться по нашим стопам в буквальном смысле слова, добавлю, что находились мы в пригородах Кардиффа, в местечке Сент-Феганс.
Внутри вся обстановка была деревянной, включая лестницу на второй этаж. Места уже были зарезервированы в относительно большой зале со стеклянными перегородками и разрозненными столиками. Мы с Алиной решили не спешить со всеми брататься, а потому выбрали столик на двоих. Меня, правда, сразу потянуло побродить по заведению в поисках возможности вымыть руки – врождённый рефлекс, даже если они идеально чистые (чего, конечно, никогда не бывает). По пути обратно я натолкнулся на моложавого негра с биркой Will (а я забыл сказать, что в автобусе нам еще в самом начале раздали бейджи, на которых мы все должны были написать наши имена и носить первые дни постоянно, чтобы дать остальным привыкнуть и запомнить, как нас зовут). Уилл налегал грудью на одинокого «однорукого бандита» и пытался что-то у него выиграть. Под песнопенья автомата мы завели дружескую беседу, поскольку, не будучи даже в малой степени игроком, а тем более «шпилевым», я почти четыре года был связан с отечественным игорным бизнесом вплоть до его официального запрещения и мог при желании эту тему поддержать.
Надо было видеть приятное удивление на красивом лице моей жены, когда мы вернулись с Уиллом в зал чуть ли не в обнимку. Черный цвет чьей-нибудь кожи с детства меня, родившегося на окраине (тогдашней) Москвы по соседству с африканским общежитием, не пугал, однако в моей жизни было несколько случаев, которые дали мне понять, что негры «не такие, как мы». Тут же произошло то, что вы тоже, наверняка, не раз испытывали, когда встречали совершенно незнакомого вам человека и с первых же слов ощущали, что он вам если не дорог, то близок и совершенно понятен. Как говорится, «родственные души». Оказалось, что старина Уилл со своей белой и вполне интеллигентной женой Карэн сидит за соседним столиком в компании взрослого сына-фермера из Австралии и его матери. Сына звали Брюсом, он забавно тянул гласные и всё порывался рассказать что-нибудь интересное о своей далёкой родине.
Вари устроила нечто вроде переклички, выкрикивая фамилии и заставляя по одному представителю семейства вставать и что-нибудь коротко о себе рассказывать. Под холодное пиво, которое нам к тому времени уже принесли, это было совсем не обременительно.
Алина решила отведать местной рыбы. Причём ради интереса выбрала то блюдо, которое на Британских островах считается, скажем мягко, классическим. Просто если вы спросите любого англичанина, что такое типичная английская еда, он, не задумываясь, хмыкнет:
- Fish and chips, mate![2]
«Фиш энд чипс» - это и местный фастфуд, и ресторанное блюдо. Говорят, в Англии его знают и любят со времён королевы Виктории. Обычно в качестве рыбы используется треска, но часто её место может занять и камбала, и сайда, и пикша. Гарантией вкуса и хорошего качества (если вы сейчас подумали о том фастфуде – которым травят нас) является тот факт, что в Англии (как и в Японии в случае с суси) в ход идёт рыба утреннего улова. Повар берёт муку, разрыхлитель и темный эль. Всё это перемешивает и получает нечто вроде блинного теста. Филе рыбы нарезают небольшими кусочками и, прежде чем макнуть в тесто, обсыпают кукурузным крахмалом. Потом её жарят в кипящем растительном масле на почти двухстах градусах до появления золотисто-коричневой корочки. Рыба при этом остаётся сочной и нежной.
К «фиш» подается «чипс». В Британии это вовсе не наши хрустящие кругляши, которыми злоупотребляют бездумные подростки, а потом удивляются, почему у них либо не получается родить ребёнка, либо не получается родить ребёнка здорового. Английские chips – это наша картошка фри. А вышеописанный рассадник ГМО[3] в Англии называется crisps. Чипсами же мы их называем на американский манер. А то, что в Англии chips – в Америке зовётся French fries (буквально, «французские жарики»). Вот такая забавная чехарда.
Относительный консерватор в еде, я выбрал традиционный шматок свинины под яичницей-глазуньей, с горошком, тоже картошкой фри и слегка поджаренным ананасом.
Как говорили раньше в новостях о встречах на высшем уровне, «обед прошёл в тёплой и дружественной обстановке».
Причём это по здешним реалиям был именно «обед» (dinner), а не ужин (supper). В двух словах поясню свою мысль, обращаясь к тем, кто учил английский, но так и не усвоил разницы между «динами» и «сапами». Виной тому наши учителя, которые упорно переводили “dinner” как «обед». Дело тут вот в чём.
Утром мы все едим завтрак – breakfast, то есть нечто, что можно быстро (fast) разломить (break). Он может произойти и в 6, и в 7 часов утра, и позже. Потом большинство из нас (к счастью, не все) отправляется на работу. Там в районе часа или двух наступает время обеда. Для жителей города это может быть и торопливым перекусом, и вкушением полного обеда вплоть до десерта, но в любом случае такой обед будет называться «ланч» (почему-то принято это слово писать «ленч», но у меня рука не поднимается) – lunch. Если вы не успели позавтракать и чувствуете, что не дотягиваете до обеда, вы можете часов в 11 перекусить тем, что мы называем «второй завтрак», а англичане – brunch (breakfast + lunch). Придя с работы, то, что мы едим, называется “dinner” – то есть фактически «ужин». И всё, никакого “supper”. Если же вы относитесь к сельским жителями, которые живут размеренно и не перекусывают, а трапезничают, то завтрак у вас будет таким же, как и у всех, а вот ланча у нас не будет и в помине. Вместо него вы будете полноценно обедать, и это время тогда называется “dinner”. Вечером же у вас будет столь же полноценный ужин – “supper”. Вот и вся разница. Правда, и тут в английском не обойтись без исключений. Даже если вы сугубо городской житель, рождественской индейкой вы будете именно «обедать» за Christmas dinner, поскольку это будет среди дня. Никакого ланча, что вы! А если вечером вы с женой, с друзьями, одним словом, в компании идёте куда-нибудь в ресторан, пусть даже в деревне, это тоже будет всегда называться “dinner”.
По пути в гостиницу “Park Inn” нам объявили расписание на завтрашний день. Заодно мы поняли, какая роскошь входила в стоимость путёвок: нам не нужно было не то что думать о чемоданах, но даже трогать их. Мы просто должны были подойти к стойке, взять свои ключи и подниматься в номер – вещи нам доставят.
Как вы понимаете, после знакомства и братания мы въезжали в город Кардифф уже в ночи. Впечатлений за день накопилось много, так что на прогулку по тёмным незнакомым улицам ни у Алины, ни у меня сил уже не было. Тем более что завтра утром нам обещали его показать при свете.
[1] Здесь я имею в виду лишь созвучность фамилии, поскольку Уэллс был коренным лондонцем
[2] Рыба с картошкой, приятель!
[3] Генно-модифицированные организмы