Английские зарисовки – 043 – История Шотландии вкратце

Собираясь в Шотландию (на гаэльском языке она называется Алба), обязательно хотя бы вкратце ознакомьтесь с историей этой самобытной страны. Потому что ездить по ней «порожняком» всё равно, что рассматривать творения Рафаэля и Тициана, не зная библейских легенд.

Шотландский национальный дух красноречиво отражён в одном из описаний, датированным XVI веком: «Они проводят всё время в войнах, а когда нет войны, они дерутся друг с другом». Считается, что первыми обитателями этих негостеприимных мест стали кельто-иберы, которые пришли сюда чуть ли не со Средиземного моря. Историкам, вероятно, такое перемещение кажется вполне логичным, а я что-то не понимаю: либо на юге стало слишком жарко, и народу захотелось прохлады, либо в ту пору – а речь о примерно 8000-летней (кто называет цифру 9 500, кто 12 800, одним словом, кому что позволяет совесть) древности – на севере было теплее, нежели на юге. Иначе с какого перепугу покидать плодородное средиземноморье и тащиться в скалы и снега. Между прочим, несмотря на Гольфстрим, в горах, в районе, скажем Балморала, шотландской резиденции английских королей, столбик термометра запросто опускается к 27 градусам, а вьюги – что у нас в Сибири.

Чем кельто-иберы там занимались несколько тысячелетий, в точности неизвестно, однако, когда в 82 году н.э. римляне решили покорить Каледонию (как они называли Шотландию), их встретили воинственные пикты. Я тоже раньше думал, что пикты – это такая древняя народность. Сегодня выясняется, что Тацит назвал их так потому, что они (вспомните фильм «Храброе Сердце») раскрашивали себе лица. По-латыни «раскрашенные» - “picti”. Тот же самый корень, что в современном английском “picture” – «картинка».

Завоевать Каледонию у римлян оказалась кишка тонка. Вместо этого они с запада на восток, от побережья до побережья, протянули вал Адриана (некое подобие Китайской стены, о котором мы поговорим на обратном пути, когда будем проезжать его руины), отгородились от «диких горцев» и на том и успокоились.

Какими бы врагами римляне ни считались шотландскому народу, есть версия, что форма знаменитого шотландского килта (мужской юбки) была перенята с римской туники или тоги.

Когда в 400 году н.э. римляне были отозваны домой, Шотландия разделилась на четыре народа и четыре королевства. Кроме пиктов, это были бритты, англы и скотты - самый маленький народец, перебравшийся на юго-запад страны из Ирландии.

В 563 году также из Ирландии сюда прибыл воин-миссионер св. Колумба. Ведь чуждое всем людям христианство иначе как огнём и мечом нигде на земле не насаждалось. Так на одной только Руси сын Светослава (которого по той же христианской традиции неправильно пишут как СвЯтослав) и еврейки-ключницы Малки Владимир Красно Солнышко по последним данным наубивал более 12 миллионов правоверных (т.е. верящих в Правь) славян. Колумба основал на острове Ионы монастырь и стал проявлять всяческое усердие. Остров Ионы мы с вами уже вспоминали в Дублине в связи со знаменитой «Келлской Книгой», будто бы там написанной и нарисованной. Распространение христианства способствовало стиранию национальных признаков и в результате пикты и скотты объединились под твёрдой рукой некоего Кеннета Макальпина. Историки удивляются, как это могущественные пикты потеряли свою идентичность. Но мы-то с вами знаем (догадываемся), что они никогда отдельным народом не были.

В 890 году в Шотландию нагрянули викинги. Эти бравые ребята христианством ослаблены не были, рубили с плеча и оккупировали страну на добрые 600 лет. Под их натиском бритты отошли подальше от берега и сочли за благо присоединиться к скоттам. В 1018 пали англы. Как говорится, было бы счастье, да несчастье помогло: Шотландия стала в итоге объединённым королевством.

Настоящая каша и чехарда началась после высадки норманнского десанта в Англию в достопамятном 1066 году. В то время её некоронованным королём был Эдгар Этелинг, последний представитель уэссекской королевской династии. Его сестра, Маргарита, по некоторым данным приходившаяся родной внучкой нашему Ярославу Мудрому, вышла замуж за шотландского короля Малькольма III и родила ему порядка восьми детей. Будучи англичанкой и дамой широких взглядов, чуть было не угодившей в монастырь, она всю жизнь покровительствовала церкви, пригласила в Шотландию бенедиктинцев и способствовала проникновению в чуждую ей страну-убежище рыцарской англо-французской культуры. Даже сыновьям она дала имена, не свойственные для этих мест – Александр и Давид. В 1250 году римский папа зачем-то причислил её к лику святых, сделав первой шотландкой, удостоившейся столь высокой чести. К слову сказать, следующий шотландец был канонизирован лишь в 1976 году. Будете на Карловом мосту в Праге, обратите внимание на скульптурную композицию из трёх дам – святой Барбары, Маргариты и Елизаветы. Не правда ли, мир тесен?

Её сын Давид ещё больше отвернул Шотландию от культуры предков и гаэльского языка в сторону англоязычия (условно говоря, поскольку языком аристократии того времени прочно стал французский). Именно он ввёл в Шотландии феодальные порядки и всячески способствовал притоку населения из континентальной Европы, стараясь укрепить торговые связи. Если горцы ещё как-то могли от всего этого чуждого им нововведения отбрыкаться, то равнинным шотландцам юга пришлось распрощаться со своим кельтским укладом и смириться с англо-норманнским. Давид плодил «королевские» города, которые строились на его земле, получали привилегии, но должны были платить за это королевский оброк. Возникла единая судебная система. Новая власть, как вы поняли, основывалась теперь на владении землёй.

Поскольку дядя и тётя Давида умерли бездетными, именно отпрыски Маргариты считались возможными наследниками английской короны, поскольку далеко не все даже в самой Англии признавали законность власти Вильгельма Завоевателя. Немудрено, что наследник Вильгельма по имени Генрих на всякий случай взял в жёны сестру Давида - Матильду.

Почувствовав, что его позиции ещё больше упрочились, Давид попытался было навязать свою волю непокорным горцам севера, но те показали ему средний палец, поскольку имели собственных «королей» - правителей островов. Здесь царили не стяжательство, феодализм и христианство, а родовой уклад, издревле основывающийся на первостепенности семьи, то есть клана. Вождь клана, патриарх, владел землёй не частным образом, а исключительно от имени своего рода. Его титул наследовался, однако вождь был во всём подотчётен клану вплоть до того, что его, в отличие от феодала, могли сместить с должности по общему согласию клана. Как любят говорить шотландцы, «в Англии монарх был королём Англии, в Шотландии – королём шотландцев». Если вождь был справедлив и праведен, то члены клана подчинялись ему беспрекословно, особенно в таком тонком деле, как война. Чтобы собрать клан на битву, вождь посылал по своим землям гонца с горящим крестом.

Какими бы отважными и боевитыми шотландские горцы ни были, на всякую силу найдётся сила её превосходящая. А не сила, так хитрость. Когда в 1290 году умерла единственная наследница Александра III, упоминавшийся в начале нашего путешествия по Лондону король Эдвард Iпосадил на трон свою марионетку, а ещё через шесть лет учинил на Шотландию опустошительный рейд. Именно тогда он и умыкнул из Скунского аббатства знаменитый «Камень судьбы», этот «молот шотландцев», на котором короновались все шотландские монархи, и перенёс его в Вестминстер.

Именно тогда на сцену истории вышел Мэл Гибсон, простите, Уильям Уоллес, который не дал родной Шотландии стать бесславным придатком Англии и шесть лет достойно сражался за её честь, после чего был предан шотландским «рыцарем» Джоном де Ментейсом, попал в плен и был казнён в Лондоне, а куски его разрубленного тела Эдвард велел выставить на показ в основный городах Шотландии. Кстати, шотландцы, особенно гиды на Мэла Гибсона буквально молятся, поскольку его фильм «Храброе Сердце» стал лучшей рекламой страны с её героическим прошлым и до сих пор привлекает бесконечные автобусы с туристами.

Дело Уоллеса продолжил Роберт Брюс, которому в битве при Баннокберне летом 1314 года удалось разгромить в три раза превосходившие силы английской армии. Независимость была-таки получена в 1329 году, что подтвердила торопливо присланная папская булла. Брюс не дожил до этого знаменательного события каких-то шесть дней. Несмотря на все эти формальности, угли англо-шотландской войны тлели ещё добрых 300 лет.

Сын Роберта, Давид II, умудрился умереть бездетным, а его ближайшим родственником оказался тоже Роберт, но только Стюарт. Он-то и был в 1371 году коронован в Сконе, став Робертом II. С него начался многовековой период правления клана Стюартов под лозунгом «никто не оскорбит меня безнаказанно».

Стюарты были наделены умом и многими талантами, однако довольно часто их славным деяниям сопутствовал рок, оборачивавшийся настоящими трагедиями. Особенно памятно в этой связи блестящее во всех прочих отношениях правление Якова IV, которое закончилось с треском проигранной битвой при Флоддене и гибелью 10 000 шотландцев, включая самого короля. Мораль – не надо дружить с французами против англичан.

Самым любимым шотландским монархом считается Мария Стюарт (1542-1587). Говорят, она была трепетной, доброй, набожной, умной и красивой, а эти качества не позволительны даже королеве. Тем более французской. Ибо детство она провела во Франции, где вышла замуж за престолонаследника. Правда, в родную Шотландию она возвратилась 18-летней вдовой и при этом католичкой.

Между тем повсюду в германском мире ширилась волна протестантизма, поднятая в 1517 году Мартином Лютером. В Шотландии самым известным ненавистником всего католического, включая юную королеву, был апологет протестантизма по имени Джон Нокс, дом которого мы с вами скоро увидим в Эдинбурге (кстати, самый старый из сохранившихся в городе, построенный, говорят, в 1450 году, где Нокс жил и даже умер).

Борьба с католиками была на руку кузине Марии – Елизавете I, чьи претензии на престол в другое время могли бы остаться незамеченными ввиду их сомнительности. Оказавшись дома, Мария снова вышла замуж (как водится в тех высоких кругах, за своего двоюродного брата) и шесть бурных лет была правительницей Шотландии. За это время муж успел убить её секретаря (вероятно, из ревности), а потом погиб сам в результате взрыва в своём имении. В его смерти винили Джеймса Хэпбёрна, но причастность его так и не была доказана, а через месяц после освобождения из-под стражи тот женился на Марии и стал её третьим и последним мужем. Потому что подобные гадости, шитые белыми нитками, раньше гораздо хуже сходили с рук, нежели сегодня. Возмущение общества и церкви оказалось настолько мощным, что любвеобильной Марии пришлось отказаться от престола в пользу своего маленького сына от второго брака – годовалого Джеймса (ведь и сама она стала королевой шотландцев в возрасте шести дней отроду после смерти своего отца, Джеймса V). После отречения Мария фактически была арестована, бежала из островного замка, попыталась вернуть себе трон, после неудачи пряталась в Англии и искала защиты у уже упомянутой выше кузины Елизаветы. Которая не могла забыть её прежних попыток отобрать у неё по праву крови английскую корону и отыгралась, как говорится, по полной программе: сначала 18 с половиной лет гоняла по тюрьмам в Англии, а под конец обвинила в покушении и казнила.

Сыну Марии повезло гораздо больше. Заступив на пост короля Шотландии, когда ему было 13 месяцев, он благополучно перетерпел четыре регентства и дождался смерти бездетной Елизаветы английской, убийцы своей матери. В 1603 году он перенёс свой королевский двор в Англию и потом наведался домой лишь однажды. Теперь его титул звучал как «король Великобритании и Ирландии». Он выступал за отмену собственного парламента в Шотландии, но при этом не слишком ладил с парламентом лондонским и чуть не погиб во время «порохового заговора», затеянного английскими католиками, когда-то поддерживавшими Марию, а теперь видевшими в её отпрыске лишь напыщенного хвастуна. Хотя хвастаться было чем. 22 года его правления назывались не иначе как «якобинская эра»[1]. При нём продолжался расцвет английской литературы в лице «Шекспира»[2], Джона Донна, Бена Джонсона и сэра Френсиса Бекона. Сам Джеймс тоже пописывал. Из-под его пера вышли такие фолианты, как «Демонология», оправдывавшая охоту на ведьм, «Истинный закон свободных монархий» и «Базиликон Дорон», что переводится с греческого как «королевский дар», в котором он в форме писем обращался с нравоучениями к своему старшему сыну, Генри. Когда Генри в 18 лет умер (эту цифру, если вы заметили, я использовал здесь уже трижды), он передал свой труд второму сыну, Чарльзу, ставшему впоследствии печально известным Карлом I, которого не смогли спасти от эшафота даже постаревшие на 20 лет четыре мушкетёра Дюма-отца. Современники называли Джеймса «мудрейшим дураком христианства», и только во второй половине XX века историки реабилитировали его как действительно серьёзного и думающего монарха.

Называя себя «королём Великобритании», Джеймс выдавал желаемое за действительное. Акт об унии был подписан лишь в 1707 году. Незадолго до этого Стюарты потеряли власть, когда последний король-католик, внук Джеймса и сын Карла I, был свергнут коварным зятем, правителем Нидерландов Вильгельмом Оранским, ставшим новым королём под именем Вильгельма III, а сам дворцовый переворот вошёл в историю как «Славная революция».

Однако Стюарты твёрдо держались лозунга своего клана «никто не оскорбит меня безнаказанно». Да и сторонников в Шотландии у них по-прежнему было предостаточно. Единственный сын последнего свергнутого короля, опять-таки по имени Джеймс, известный как «Старый претендент», уехавший на всякий случай в эмиграцию, воспользовался вспыхнувшим на родине восстанием против взошедшего на престол Георга I, почти без свиты высадился на шотландском берегу, был коронован в Скуне, но скоро снова был вынужден бежать на континент.

На смену ему пришёл «Молодой претендент», его сын «красавчик принц Чарли». Опираясь на верных клану Стюартов горцев, Чарли развернул знамя отца и начал очередное якобитское восстание. Поначалу всё шло крайне удачно. Эдинбург удалось захватить без боя. Потом была разбита единственная находившаяся в Шотландии правительственная армия (при Престонпенсе). Окрылённый победами, Чарли во главе 6-тысячного войска двинулся на юг, в Англию. Неизвестно, чем бы всё кончилось, однако советники отговорили храброго короля вторгаться в страну, где якобитское движение бурной радости у народа не вызывало. Тем более, что Георг II уже передумал бороться за австрийское наследство и перебросил сюда внушительную армию, вооружённую мощной артиллерией. 16 апреля 1746 года произошло решающее сражение при Куллодене, в котором шотландцы были наголову разбиты, а Чарли, решивший, что его предали, бросил товарищей и скрылся. Вероятно, он на счёт предательства ошибся, потому что несмотря на полгода поисков и 30 000 фунтов, обещанных за его голову, горцы своего короля так и не выдали. Прах его и его отца покоится теперь в соборе св. Петра в Риме, центре католицизма. С тех пор род Стюартов пресекся, а разгром при Куллодене стал последним сражением на территории острова Великобритания.

За своё активное участие в восстании горцы жестоко поплатились. Их лишили права носить тартан[3], играть на волынках и иметь оружие. Начались чистки. Поджоги сочетались с мирными посулами и финансовыми компенсациями. Постепенно традиционный образ жизни горцев удалось разрушить. Вождей кланов превратили в заурядных феодалов, а некогда общая земля стала их частной собственностью. Выяснилось, что разведение овец выгодно. К власти пришли деньги и меркантильный интерес. Шотландия оказалась разорванной надвое – на весьма зажиточную южную, низинную часть и гордо загнивающую северную, горную.

И тем не менее, как не устаёт раз за разом убеждать нас жизнь, в каждой бочке дёгтя есть ложка мёда. Объединение Шотландии и Англии в одну державу позволило, например, убрать такую неприятную мелочь, как внутренние пошлины. При этом Англия получила выход к шотландским портам и прямой путь в Новый Свет. Через Глазго стали проходить большие партии хлопка и угля. Табак сделал многих предпринимателей настоящими магнатами. Шотландцы получили возможность доказать свою деловую хватку вне Шотландии, их мир расширился. Юг страны уже больше не был периферией, напротив, он стал чуть ли не центром Британии.

Начавшаяся промышленная революция во многом обязана именно шотландцам. Не кто иной, как Джеймс Уатт (или Ватт) усовершенствовал паровой двигатель настолько, что сегодня его фамилией называется единица измерения мощности. Именно шотландцам мы обязаны логарифмическими таблицами (1549 года), электрическим освещением на гальванических элементах, то есть лампочками (1834), велосипедом (1839), цветной фотографией (1861), антисептиком (1865), телефоном (1876), пневматическими шинами (1887) и термосом (1892). Уже в XXвеке они порадовали нас пенициллином, телевизором, радаром и мифической овечкой Долли.

Без шотландца Адама Смита не было бы дурацкой политической экономии, до сих пор морочащей многим головы. Без Дэвида Юма не было бы не менее спорной философии агностицизма. Любители поэзии не смогли бы наслаждаться творениями Роберта Бёрнса, а на новогодних празднествах, а также по случаю и без случая никто бы не пел знаменитую “Auld lang syne”. Помните?

 

Should auld acquaintance be forgot,

And never brought to mind?

We take a cup of kindness yet

Forauldlangsyne…

 

Без шотландцев мы никогда не побывали бы на «Острове сокровищ», не познакомились бы с Доктором Джекилом и мистером Хайдом и уж конечно не стали бы свидетелями дедуктивных чудес Шерлока Холмса. Правда, без них мы были бы избавлены и от Гарри Поттера.

Я умышленно не упомянул здесь Вальтера Скотта, о котором, думаю, у нас будет повод поговорить особо.

Если отдельным выдающимся личностям благодаря единству с Англией удалось проявиться гораздо ярче, чем если бы они были ограничены одной Шотландией, у большинства этот постоянный «отток умов» и перемещение политической и светской жизни в Лондон не вызывало ничего, кроме апатии. Снова заговорили о шотландской гордости, шотландском характере, шотландском языке и народе. Наметившийся после мировых войн спад в экономики притормозила находка в 60-е годы залежей нефти и газа на шельфе в Северном море. Американцы и японцы стали инвестировать в экономику. Что-то явно стало происходить положительное, потому что, как мы уже знаем, в 1996 году в Шотландию вернулся королевский «Камень судьбы». А в 1999 году в Эдинбурге открылся собственный шотландский парламент, рядом с которым как раз и находилась наша гостиница. Собственно, к ней, заговорившись о насыщенной истории этой страны, мы сейчас незаметно и подъезжали.

 

 

---