Английские зарисовки – 053 – Йорк

Если вы мечтаете о том, чтобы жить за городом и при этом оставаться горожанином, ваше место – в Йорке. Во всяком случае, так до сих пор кажется мне после того, как мы разместились тем вечером в гостинице Hilton Inn в нескольких километрах от центра города, но при этом вокруг росли леса, по обе стороны совсем неоживлённого шоссе стояли с распахнутыми калитками или вообще лишённые заборов дорогие уютные домики, птицы пели, а непуганые кролики бегали прямо по лужайке перед окнами нашего номера.

 Оказавшись в такой идиллии, мы решили на время расстаться с остальной группой и провести вечер по собственному усмотрению, умиротворённо и созерцательно. Я не упомянул раньше, но дело в том, что, кроме обычного маршрута, прописанного в программе, почти в каждом городе Вари предлагала дополнительные развлечения. За дополнительную, разумеется, плату. Как правило, то это была прогулка в лошадиной упряжке (и с лошадиными запахами) вокруг Голуэя, то ужин в ресторане с национальной ирландской музыкой, то просто какой-нибудь национальный концерт с танцами и выпивкой, а поскольку Йорк славится своими привидениями (скажу по секрету, как и все прочие города на нашем пути), то в первый же вечер большая часть нашей группы отправилась на их ловлю в специально организованный поход.

Мы же, побросав вещи в номере, переоделись в купленные по дороге сюда шотландские обновки (я, например, чудом усмотрел толстую рубашку-куртку, зелёную, в клетку, на хорошей подкладке и удобную в любой промежуточный сезон) и направились прямиком в замеченный неподалёку от гостиницы ресторан Fox & Roman («Лиса и римлянин»). Такое своеобразное название объясняется тем, что раньше в этом черно-белом здании (помните чёрно-белые дома в старой части Честера?) находился постоялый двор «Лисица» со стойлами для лошадей, участвовавшими в бегах на соседнем ипподроме, а в 1833 году при раскопках в этом месте была найдена могила какого-то римлянина. Где-то в зале эти артефакты выставлены на всеобщее обозрение, но мы их не заметили. Вероятно, потому, что залов на самом деле несколько. Нас проводили в дальний, потому что, как в любом заслуживающем внимание заведении большинство столиков было занято, причём явно местной публикой, что ещё сильнее уверило нас в правильности выбора. Деревянные потолочные балки, деревянные столы, деревянные потрескавшиеся рамы настенных картин, в которых под стекло помещены засушенные листья, мелом написанные на грифельных досках предложения по меню, официант в очках, производящий впечатление компьютерного программера, но приветливый и расторопный, холодный сидр в пузатом бокале, кирпичная пасть камина, несмолкаемый гул голосов насыщающихся пищей и общением посетителей – всё это настраивало на умиротворённый лад и лишний раз говорило: ребята, вы не зря сюда приехали.

Ради разнообразия я попробовал, что скрывается под названием FishPie, то есть рыбный пирог. Подаётся в квадратной фарфоровой мисочке, как какая-нибудь лазанья, однако никакого теста в нём нет, а есть разные сорта варёной рыбы, картошка, что-то ещё, потом ещё что-то, а сверху всё это счастье залито расплавленным сыром.

Кстати, вы знаете, почему предложение типа «Сыр сделан из молока» переводится на английский как Cheese is made from milk, а «Стол сделан из дерева» - The table is made of wood? Я имею в виду употребление предлогов в сочетаниях “madefrom” и “madeof”. Никогда не задумывались? Потому что стол состоит из дерева, и если мы его, скажем, разломаем, но он снова превратится в древесину, а не что-нибудь ещё. То есть предлог “of” используется, когда материал остается в своём первозданном виде. А из сыра уже молоко не сделаешь. Поэтому используется предлог “from”. Ещё более наглядный пример с деревом: Paper is made from wood(Бумага делается из дерева). В бумаге мы дерева как такового не видим, поэтому ставим “from”. Ну, это так, вырвалось при взгляде на аппетитную сырную корочку…

После ужина[1], прошедшего в тёплой и дружественной обстановке, мы, не заходя в гостиницу, отправились гулять по той единственной улице-шоссе, по которой сюда приехали. Как я уже упомянул, вдоль неё на комфортном расстоянии друг от друга стоят частные домики. Все совершенно разные с виду и совершенно схожие по аккуратности, скромности и уюту. Насколько я мог судить по тому опыту, который приобрёл, когда по вечерам смотрел замечательную английскую передачу, в которой той или иной супружеской паре авторы предлагали на выбор три возможных варианта жилища в рамках их семейного бюджета, каждый из здешних домиков легко тянул на 400-500 тысяч английских фунтов. Некоторые, судя по найденным потом в гостинице риелторским каталогам могли доходить до полутора миллионов. При этом, как мы вскользь заметил раньше, а теперь могли убедиться воочию, окружавшие их заборчики, точнее, изгороди, были более чем условным препятствием, а многие калитки вообще стояли распахнутыми. Раньше, в начале 90-х вся Европа была такая, открытая, доступная и не опасающаяся злых людей, но боюсь, что если все эти рукотворные кризисы не доведут её до упадка и тем самым не притормозят наплыва иммиграции, очень скоро будет выглядеть как дома честных граждан в той же ЮАР: за пятиметровыми (минимум) стенами с колючей проволокой.

Попавшийся по дороге железный вестовой столбик подтвердил правильность моей догадки – судя по нему, до центра Йорка отсюда было всего полторы мили.

Чуть дальше мы обнаружили потрепанный временем камушек, по форме напоминающий поднимающиеся в никуда три ступеньки. Табличка рядом подсказывала, что он отмечает прежние пределы города. Судя по всему, камушку было лет триста.

На обратном пути, когда уже стало почти темно, многие окна в домах зажглись, и стала видна внутренняя жизнь под высоченными потолками и с минимальной меблировкой. В Англии, как и в Дании, особенно сельской, похоже, считается плохим тоном зашториваться от взглядов соседей и прохожих. В одном из домиков обнаружился ещё один ресторан, где можно было сидеть прямо перед окном до пола. Столик был занят, но нам туда уже и не хотелось.

Напоследок мы свернули на пустынную площадку, в маленький парчок, где напугали одиноко резвившуюся собаченцию и познакомились с её немногословным хозяином.

А теперь самое время поговорить о том, где же мы оказались.

О том, какому городу Йорк подарил своё название, мы с вами прекрасно знаем, но вот откуда появился сам Йорк? Считается, что частично мы обязаны этим всё тем же римлянам и их латинизированному «Эборакум», которое могло записываться и как «Эбуракум», и как «Эбураки». Так оно звучало в первом веке нашей эры, которым датирована деревянная дощечка, найденная в римской крепости Виндоланда. Кто здесь жил до римлян, доподлинно неизвестно, но предполагают, что кельты, говорившие на языке, схожем с нынешним валлийским. Поэтому Эборакум этимологизируют от бритонского слова «Эборакон», которое в свою очередь распадалось на корень «эбурос» (дерево тис) и суффикс «ако(н)» - «место». В VII веке англы переиначили Эборакум в Эофорвик, в котором «вик» означало «деревню». Когда в 866 году Эофорвик заняли датчане, они переделали его в более удобный для себя Йорвик. В XIV веке его писали как Yerk, двести лет спустя – Yourke, а ещё через сто – Yarke. Как вы понимаете, никаких чётких правил правописания тогда не существовало, поэтому записывали так, как слышали. Кстати, первая запись в виде York была сделана ещё в XIII веке. Старый корень «Эбор» жив и поныне. В частности им подписывается как своей фамилией сам архиепископ Йоркский.

Официально первое поселение в виде деревянной крепости римлян возникло здесь в 71 году н.э. Позже крепость сделали каменной, и она, говорят, занимала площадь в 20 гектар и вмещала 6 000 солдат Девятого легиона. Её фундамент был найден на территории Йоркского собора. В Йорке жили все те императоры, которые принимали участие в возведении Стены, включая Константина. Именно Север назвал Йорк столицей провинции Британия и даровал ему привилегии «колонии», то есть по сути «сити». Константин вообще умудрился в Йорке умереть (306 год н.э.), а его сын, Константин Константинович Великий был объявлен здесь новым императором.

Реки Фосс и Уз, при слиянии которых и была заложена крепость, имели неприятное свойство время от времени разливаться. Так что в V веке римлян отсюда буквально смыло, а на смену им пришли англы. Но только через двести лет король Эдвин из Нортумбрии велел расчистить завалы и сделал Йорк своим главным городом. Следуя новомодному тогда поветрию – христианству, - Эдвин решил креститься и велел для этой цели построить в городе первую деревянную церковь. Позже он распорядился перестроить эту церковь в каменную, но умер в 633 году, и его поручение было выполнено уже при Освальде, его преемнике. Ещё через двести пятьдесят лет Нортумбрия пала под ударами викингов, которые превратили Йорк в порт и центр североевропейской торговли. Однако меньше чем через сто лет последний правитель независимого Йорвика, Эрик Кровавый Топор, покинул город под напором короля Эдреда, решившего объединить Англию.

Когда Англию в 1066 году завоевали норманны, жители Йорка устроили восстание. Поначалу им даже сопутствовала удача, однако в город приехал сам Вильгельм Завоеватель, недовольных перебил, и распорядился построить две деревянные крепости на насыпных холмах на обоих берегах Уз. Холмы эти можно видеть до сих пор.

Поскольку во время восстания старая каменная церковь пострадала, норманны решили для приличия возвести новую и в другом месте. Архиепископ Томас взялся за дело в 1080 году. Частично его труды воплотились в том, что сегодня предстаёт перед нами в облике Йоркского собора, самого большого готического сооружения в Северной Европе.

Благодаря удачному расположению Йорк постепенно начал процветать благодаря торговле. В 1212 году король Джон даровал городу статус сити. Затем, как вы легко можете себе представить, началась череда взлётов и падений, когда власть в городе становилась то купеческой, то военной, то церковной, городские стены сдерживали осады парламентаристов XVI века, росла торговая конкуренция со стороны соседнего Лидса, в которой Йорку помог Джордж Хадсон, точнее, его железная дорога, одним словом, в 2007 году Йорк по праву был назван Европейским Туристическим городом года, победив шведский Готенбург и испанскую Валенсию.

Наш осмотр города начался на следующее утро с прогулки вокруг центра по средневековой стене, которая считается наиболее хорошо сохранившейся в Англии. Считается, что в ней сохранены участки римской стены, норманнских укреплений и средневековых участков. Идти по стене можно порядка четырёх километров. С северной стороны стена прерывается Прудом для королевской рыбалки. Пруд этот образовался ещё при норманнах благодаря разливу реки Фосс и превращению рва в заводь. Подниматься на стену и потом спускаться вам приходится по надвратным башням, которых в общей сложности насчитывается шесть. Здесь они называются «барами», что производит не менее странное ощущение, чем название Тэмпл-бар. Так мы, к примеру, взошли на стену через башню, название которой можно перевести как «бар монаха» (MonkBar), что, согласитесь, для русского уха звучит несколько странно. На самом деле «бар» - это всего лишь составная часть слова «барьер», будь то между посетителями и выпивкой или адвокатами (барристерами) и судом. Кстати, с собаками на стены не пускают.  Монк-бар считается самыми красивыми из сохранившихся ворот. Подъёмная решётка до сих пор действует. В средние века надвратные помещения сдавались внаём, а в XVIвеке служили тюрьмой. Почти незаметными с земли остаются декоративные ратники на самом верху, держащие камни, которые готовы скинуть на головы нападающих.

Во время прогулки от «бара монаха» до Бутам-бара вы имеете прекрасную возможность пофотографировать внутренние садики старинных домов из красного кирпича, а постоянным фоном на ваших снимках будет оставаться трёхбашенное туловище Йоркского собора, который здесь называется просто Минстер. По церковной значимости он считается вторым в Великобритании. Западный фасад собора навевает воспоминания о парижском Нотр-Даме.

Вообще, иметь в городе собор такого масштаба, оказывается, довольно выгодно всем. Он не только привлекает туристов, подтверждая ценность визита, но и позволяет нажиться строительным кампаниям и связанным с ними организациям. Судите сами. В 1967 году власти провели исследование и выяснили, что центральная башня собора вот-вот должна рухнуть. Чтобы её укрепить, потратили пять лет и 2 000 000 фунтов. В 1984 году с южной стороны собора сгорела крыша. Говорят, в результате попадания молнии. Как бы то ни было, на восстановление удалось потратить четыре года 2 500 000 фунтов. А в 2007 году уже никаких обрушений и пожаров придумывать не стали и просто начали реставрационные работы. Через пять лет они ещё были в полном разгаре и, думаю, закончатся не скоро. Примерная смета на сегодняшний день составляет 23 000 000 фунтов. Всё это можно узнать на официальном сайте Йоркского собора, однако никому, кроме заказчиков и исполнителей, похоже, дела до этого нет.

Особенно знаменит собор своими средневековыми витражами, которых здесь больше, чем где бы то ни было в Британии, а некоторые из них датируются XII веком. Напомню, что для создания витража стекло окрашивалось ещё в процессе своего изготовления с помощью окисей разных металлов. Потом над ним работали художники и уже по готовому рисунку стекло разрезалось. Более мелкие детали рисовались краской опять-таки на основе окисей железа. После обжига краска плотно приваривалась к стеклу. Части витража соединялись между собой свинцовыми перемычками. Думаю, это было самой трудной частью работы, поскольку нужно было с одной стороны сохранить пропорции узора, а с другой, сделать многометровое полотно устойчивым к порывам ветра и прочим природным катаклизмам. Если некоторые витражи простояли здесь по 800 лет, можно смело сделать вывод, что в те времена строители думали не о барышах, которые можно получить при «гарантийном обслуживании», а о таком непопулярном нынче понятии, как совесть.

Отличительной особенностью старого Йорка являются его узенькие переулки. Сегодня они даже получили собственное название – Snickelways. Придумал его в 1983 году местный писатель Марк Джонс, написавший своеобразный путеводитель, ставший бестселлером и выдержавший десять переизданий. Он так и назывался «Прогулка по сникелвеям Йорка. Сам автор объяснил его как соединение слов “snicket” (проулок между стенами или заборами), “ginnel” (узкий проход между домами) и “alleyway” (узкий переулок). Самым коротким сникелвеем считается Hole-in-the-Wall(буквально: Дырка в Стене) проделанный прямо в стене бара. Самый длинный – Coffe Yard (Кофейный дворик) – имеет в длину порядка 67 метров.

Что касается Йоркских улочек и улиц, то вам обязательно нужно запомнить ещё два названия. Одно из них запоминается само собой – Уим-Ма-Уоп-Ма-Гейт (Whip-Ma-Whop-Ma-Gate). Это именно улица, а не проулок, и при этом самая короткая в городе. На специальной табличке вы можете прочитать, что в основу названия была положена саксонская фраза “Whit nour what nour gate”, которую современные англичане понимают как “What a street!” (Что за улица!). Другие источники трактуют перевод как «Ни то, ни сё». Народная этимология связывает название с находившимся здесь когда-то местом для публичной порки, а кнут, как известно, и есть “whip”.

Вторая примечательная улочка называется проще – Шамблс, или Шамблз, или даже Шамблес (Shambles). Если вы когда-нибудь захотите перевести толстовскую «Анну Каренину» на английский, то открывающую его крылатую фразу «Всё смешалось в доме Облонских» можете выразить примерно так: “The Oblonskys’ house was a total shambles”. Нарицательным название этой симпатичной улочки с нависающими над ней средневековыми фахверковыми домами стало потому, что “shambles” – это вообще-то «скотобойня». Не так давно здесь были лавки мясников. Железные крюки, на которые подвешивались туши, по-прежнему угрожающе чернеют над вашими головами. Поскольку с гигиеной Европа подружилась относительно поздно (а краны-смесители, как мы видели, Англия только-только осваивает), все потроха мясники выбрасывали в жёлоб, до сих пор прорезающий центр улицы. Отсюда и синоним хаоса и бедлама.

Свободное после короткой экскурсии время мы с Алиной посвятили бесцельной прогулке по Йорку с посещением открытого рынка на рыночной площади, где немногочисленные жители затаривались съестным, и всех попадающихся по пути магазинчиков, в которых так ничего заслуживающего покупки не обнаружили.

Уже хотелось ехать дальше: через Ковентри в Уорвик, оттуда – на родину «Шекспира» на Эйвоне, плотом на могилу Черчилля в Блейдон, затем в Оксфорд и, наконец, обратно – в Лондон. До возвращения домой, в Москву, оставалось два долгих дня.