«Ромео и Джульетта» - О чём мы не подозревали

Я не знаю, как «Ромео и Джульетту» переводили мои многочисленные предшественники, потому что некоторые довольно очевидные фрагменты оригинала с завидным постоянством ускользали от их творческого подхода. Вероятно, слишком велик был соблазн оглядываться назад, на предшествующие варианты перевода.

Особенно часто русские результаты грешат точностью понимания авторской мысли в тех местах, где персонажи банально скатываются на сексуальные двусмысленности. Признаться, берясь за перо, я даже не предполагал, что их в тексте «истории трагической любви» такое огромное количество. Иероглифичность английского языка тому, конечно, прекрасное подспорье, и я ожидал увидеть шутки ниже пояса из уст приятелей Ромео, однако «на грани фола» частенько оказывается и няня Джульетты, и пылкий Ромео, и даже сама его ангельская во всех отношениях избранница.

Я не хотел бы здесь останавливаться именно на этих моментах. Поскольку обязательно уделю им достойное место в комментариях к тексту. Да и смазывание их в переводах Радловой (1934 г.), Щепкиной-Куперник (1941 г.) и Пастернака (1942 г.) при желании можно было бы с позиций сегодняшнего дня объяснить «чистотой нравов советской эпохи». Что на самом деле в корне неверно, поскольку, цензура цензурой, а вещи в те времена издавались довольно смелые, да и тот же незабвенный Борис Леонидович нет-нет да и вкладывал в реплики героев драмы откровенные и ничем не оправданные  грубости.

Гораздо примечательнее то обстоятельство, что упомянутые авторы «классических» переводов пропускали вещи вполне очевидные. Например, игру слов, которая нужна была участникам проекта «Шекспир», чтобы индивидуализировать речь персонажей.

Приведу лишь коротенький фрагмент.

Няня Джульетты находит Ромео в компании его дружков и хочет поговорить с ним наедине от имени своей влюблённой воспитанницы. В оригинале:

Nurse: If you be he, sir, I desire some confidence with you.

Benvolio: She will indite him to some supper.

У Радловой:

Кормилица. Если это вы, сударь, - мне надо вам сказать кое-что тайно.

Бенволио. Она пригласит его на какой-нибудь ужин.

У Щепкиной-Куперник:

Кормилица. Если вы Ромео, синьор, мне надо поговорить с вами наедине.

Бенволио. Она его заманит на какой-нибудь ужин.

У Пастернака:

Кормилица. Если вы Ромео, мне надо вам сказать что-то доверительное.

Бенволио. Увидишь, она зазовёт его куда-нибудь на ужин.

А теперь внимательно посмотрите на оригинальные фразы. Во второй явно выделяется глагол indite, который считается книжным и переводится как «сочинять письмо». Мои предтечи дружно перевели его (вероятно, исходя из контекста) как «пригласит, заманит, зазовёт». Но с какого перепугу Бенволио стал бы так странно изъясняться? Почему не употребил вместо indite похожий на него во всех отношениях глагол invite (приглашать)?

Если не спешить за гонораром, а всмотреться в предыдущее высказывание няни, то мы довольно легко обнаружим причину. Она говорит I desire some confidence with you. На самом деле она должна была сказать не confidence (секретность), а conference (беседа, переговоры). Няня любит быть важной и нужной, она оксфордов и болоний не кончала, однако хочет употреблять весомые слова и часто ошибается, путая их звучание и значение. В отличие от переводчиков, Бенволио эту её особенность сразу замечает и тут же реагирует.

На самом деле по-русски это место может читаться так:

НЯНЯ: Коль это вы, желаю с вами я вступить в переуговоры.

БЕНВОЛИО: Она его приголосит на ужин.

Ну зачем на пустом месте лишать актёров и режиссёров возможности далеко не лишний раз сыграть с текстом и придать жизненности персонажам! Согласны?