Берясь за поэтический перевод, смельчак, наглец или гений неминуемо оказываются между молотом и наковальней. Иными словами, между формой и содержанием. А если ещё точнее, переводческое
вдохновенье зажато между стихотворным размером и смыслом, заложенным в словах оригинала.
Если этого не происходит, причины может быть две: либо слаб оригинал, либо переводчик слишком занят собой и просто ничего не видит.
В случае с «Ромео и Джульеттой» первая причина может быть отметена сразу. Кто бы ни написал эту драму, будь то Эдвард де Вир, Кристофер Марлоу, граф Рэтленд с супругой или кто ещё, участников проекта «Шекспир» никак нельзя уличить в литературной слабости.
А посему, если вы читали или смотрели «Ромео и Джульетту» в переводах, а потом пожимали плечами и говорили «Ну и что? Ничего особенного. Чего все так восхищаются этим Шекспиром?», значит, проблема вовсе не в оригинале.
Приведу лишь два примера ребусов, которые приходится решать внимательным переводчикам, взявшимся за английскую классику.
Оба они взяты из 3-й сцены 3-го акта, в которой формально изгнанный из Вероны за убийство Тибальта Ромео прячется в келье брата Лоренцо, и его навещает няня Джульетты. Узнав няню, Ромео спрашивает о Джульетте, с которой накануне он уже сыграл тайную свадьбу:
Where is she? and how doth she! and what says
My conceal'd lady to our cancell'd love?
Буквально это означает:
Где она? И как она? И что говорит
Моя скрытая жена насчёт нашей отменённой любви?
Если вы знаете английский, то сразу же ваше внимание привлекают два причастия из второй строки conceal'dи cancell'd, которые в современном английском должны писаться concealedи cancelledсоответственно. Причём их написание не столь важно, как произношение, поскольку «Ромео и Джульетта» писалась для актёров, а зрители могли только слушать. Причастие «скрытая» (concealed) на слух воспринимается как «кансилд» с ударением на последний слог, а «отменённая» (cancelled) – как «кэслд». Для английского уха это, разумеется, тонкая игра слов, на которую способно лишь живое перо, вдохновлённое поэтической душой.
Вот что мы находим в этом месте русских переводов.
Радлова:
О, что супруга тайная моя
О браке, мной разбитом, говорит?
Щепника-Куперник:
… Где она и что
Супруга тайная моя о нашей
Любви, навек погибшей, говорит?
Если Пастернак грешил тем, что нещадно обрезал оригинал, выбрасывая почему-то не понравившиеся или не понятные ему фрагменты, то Татьяна Львовна нет-нет да и приписывала несколько лишних строчек, которые позволяли ей таким немудрёным образом решать проблему молота и наковальни, мол, больше не меньше, а зато смысл точнее передаётся…
Пастернак:
Как ей живется? Где она сейчас?
Что говорит она о нашем браке?
Тут комментарии излишни. Борис Леонидович оригинала в глаза не видел, а на критику автора подстрочника, профессора Морозова, реагировал болезненно. Никакой скрытности, никакой отмены. А вместе со смыслом ушла и поэтичность…
Поскольку в русском языке сыграть словами «скрытность» и «отмена» практически не представляется возможным, а обыграть «жену» и «любовь» (только не «брак» разумеется), представляется необходимым, приходится жертвовать первой частью вопроса (тем более что Ромео по поводу самочувствия Джульетты справлялся буквально двумя строчками раньше). В итоге получаем:
Что там со сбывшейся женой моею,
Томящейся в несбывшейся любви?
Вторая интересная лингвистическая задачка встречается чуть ниже, когда брат Лоренцо начинает по делу обвинять отчаявшегося Ромео в малодушии. Посмотрите, что он, в частности, говорит в оригинале:
…Unseemly woman in a seeming man!
Or ill-beseeming beast in seeming both!..
Буквально:
… Непристойная женщина в кажущемся мужчине!
Или неподобающий зверь в обличие обоих!..
О как! Смысл понятен, но что делать с разными словами, в корне которых заложен глагол seem (казаться)? Причём этих эпитетов в двух пятистопных строчках аж четыре! Давайте посмотрим, что делали классики перевода:
Радлова:
Да, женщина в мужчине ты притворном,
Иль зверь дурной во образе двуполом.
Звукописи нет напрочь. Конечно, про «двуполость» додумать за автора интересно. Но зачем ко всему прочему коверкать русский язык и ради лишнего слога выдавать «во образе»? Ладно, простим даме…
Щепкина-Куперник:
Ты – женщина во образе мужчины
Иль дикий зверь во образе обоих.
Тут уже становится «теплее»: появляются два «образа». Но, видимо, женская солидарность заставила в обоих случаях решить, что предлог «во» из песенки «во саду ли в огороде» вполне подходят для слова «образ»…
Пастернак:
Женоподобье в образе мужчины!
Зверёныш с человеческим лицом!
Эх, Леонидыч, зачем же так, с плеча? Между прочим, брат Лоренцо не только священник, не только искренне заботится о Ромео и отечески его любит, но ещё и крайне ироничен в высказываниях. Ну не будет он даже в такой ситуации называть Ромео «зверёнышем», как сделал бы, скажем, покойный Тибальт или отец Джульетты! Хотя он призывает Ромео быть мужчиной, он его не столько ругает, сколько тонко подтрунивает..
Что же делать?
Думать.
В результате у нас с вами может получиться вполне хорошо воспринимаемое на русский слух ироничное и незлое следующее:
Баб безобразье в образе мужчины!
Иль дикобраз как общий образец!